Триша уже видела себя в охотничьем домике, которым не пользовались с прошлой осени. Мебель в выцветших чехлах, на полу медвежья шкура. Пахнет пылью и золой. Все это пригрезилось ей так отчетливо, что она даже уловила запах кофе. Домик пустовал, но телефон работал. Старый такой аппарат, с тяжеленной трубкой, которую приходилось держать обеими руками. Она услышала свой голос: «Привет, мамик. Это Триша. Я не знаю, где я, но…»
– Хорошо. – Триша снова встала, нервно поправила лямки рюкзака. – Хорошо, иду к ягодам. А если станет опасно, поверну назад.
Том не ответил. Он ждал сигнала кэтчера. А потому застыл как статуя. Он стоял под лунным светом, и видела она его так же отчетливо, как царапины на своих руках, он был для нее таким же реальным, как тошнота и спазмы в животе. Он застыл, ожидая сигнала. Не то чтобы совсем застыл, рука за спиной поворачивала и поворачивала мяч, но та часть его тела, которую она видела, застыла. Да, застыла в ожидании сигнала. Триша задумалась, а под силу ей вот такое – сбросить с себя дрожь, как утка сбрасывает с перышек воду, и полностью скрыть жжение внутри.
– Заткнись, – устало бросила она ледяному голосу. – Просто заткнись, злобная, глупая тварь.
Она сместилась ниже, так, чтобы рюкзак оказался под головой, заменяя подушку. Чувство глубокой удовлетворенности охватило Тришу. «Спасибо, Господи», – прошептала она и через три минуты уже крепко спала.