В желтовато-черной взвеси тысячами шныряли головастики. Когда она разглядывала их, одна нога наткнулась на что-то твердое и склизкое, должно быть, толстую ветку. До кочки Трише удалось добрести ни разу не упав. Хватая ртом воздух, девочка выбралась на нее, озабоченно оглядела вымазанные в иле ступни и икры, ожидая, что их облепили пиявки, а может, и что-то похуже. Но не обнаружила ничего ужасного (во всяком случае, видимого глазом). Ил, правда, покрывал ноги до колен. Триша села, сняла носки, ставшие черными, и словно осталась в белых носках: их роль отлично сыграла кожа. Сам вид этих «носочков» – смех. Она откинулась назад, уперлась в кочку локтями и хохотала, уставившись в небо. Ей не хотелось так смеяться, так смеются только полные идиоты, но она ничего не могла с собой поделать. Отсмеявшись, она выжала носки, натянула их на ноги и поднялась. Постояла, прикрыв глаза ладонью, остановила свой выбор на дереве с толстой сломанной нижней ветвью, конец которой прятался в воде. Это дерево и стало ее ближайшей целью.