Веселье достигло высшей точки, когда Хегленд опять напомнил о речке и о связанных с нею возможностях. К этому времени все уже вдоволь натанцевались и немало выпили. Выглянув в окно, он вдруг воскликнул:
Он схватил десятицентовую монетку, которую бабушка извлекла из глубочайшего кармана юбки, и бегом пустился к мороженщику.
Хегленд, вообще очень смешливый, теперь согнулся чуть ли не вдвое, хлопал себя по бедрам и уже не хохотал, а ревел. Спарсер, разинув огромный рот, фыркал и гримасничал. Веселье было так заразительно, что на время Клайд забыл о ревности. Он тоже смотрел и смеялся. Но настроение его, в сущности, не изменилось. Он все-таки чувствовал, что Гортензия ведет себя нечестно.
- Мой Клайди-маленький так устал после вчерашней работы? Почему же мой мальчик не сказал мне этого утром, вместо того чтобы прыгать с нами весь день? Хотите, я скажу Фрэнку, чтобы он сейчас же отвез вас назад, к Крэнстонам? Или, может быть, вы подниметесь к нему в комнату и приляжете? Он и слова не скажет. Я спрошу его, ладно?
Но Грифитсы и их друзья вернулись в город, и Ликург снова стал оживленным, полным кипучей деятельности, каким он всегда бывал не менее семи месяцев в году. И Клайда все больше влекла жизнь ликургского высшего общества. Как красивы дома на Уикиги-авеню и в ближайших к ней кварталах! Как необычна и заманчива жизнь их обитателей! О, если б ему быть среди них!
- Наденьте ту маленькую черную шляпку, знаете, с красными лентами... вы еще завязываете их под подбородком. Ладно? Вы просто восхитительны в ней!