Его дорогая, его чудесная девочка!.. Он так мечтал утром четвертого июля приехать на Двенадцатое озеро... Он безумно жаждет снова увидеть ее! Но увы! - писал он также (настолько он был не уверен даже и теперь в том, что будет делать), - некоторые обстоятельства в связи с работой могут задержать его на день, два или три, - он еще не может сказать точно, но напишет ей не позднее второго числа, когда все окончательно выяснится. И при этом он говорил себе: если б только она знала, что за обстоятельства... если бы только знала! Но и написав это - и притом не ответив на последнее настойчивое письмо Роберты, - он все-таки продолжал говорить себе, что это еще вовсе не значит, будто он рассчитывает поехать с Робертой, а если даже и так, - это вовсе не значит, что он собирается ее убить. Ни разу он честно - или, вернее сказать, прямо, смело, хладнокровно - не признался себе, что задумал совершить такое жестокое преступление. Наоборот, чем ближе подходил он к окончательному решению, тем более отвратительной и страшной представлялась ему эта мысль, отвратительной и почти неосуществимой, и потому все невероятнее казалось, что он когда-либо это сделает. Правда, в иные минуты, - по обыкновению, споря с собой, внутренне содрогаясь и отступая перед всеми. ужасами, какими грозили мораль и правосудие, - он думал о том, что можно бы съездить на озеро Большой Выпи, чтобы успокоить Роберту, которая сейчас так донимает его своими настояниями и угрозами, и, значит (снова отговорка, увертка перед самим собой), получить еще отсрочку, возможность окончательно обдумать, как же ему быть.