— Список отличившихся в боях, товарищ Момыш-Улы, составить не успели?
— Ты еще никому не говорил, что отстранен?
Это кричит Кубаренко. Это же про себя повторяю и я.
Наш невысокий, невзрачный генерал был свежевыбрит, подстрижен. Усы, беспорядочно торчавшие, когда немцы наседали с разных сторон на Волоколамск, теперь чернели, как обычно, двумя четкими квадратиками. На генерале был новехонький, видимо только что сшитый китель. В нем сутуловатость Панфилова почти не бросалась в глаза: он распрямился, будто сбросил с нешироких плеч добрый десяток лет.
«Нельзя, товарищ Момыш-Улы. Нельзя вам спать».
Вот эти-то мысли хочется выделить курсивом: двигать пехоту огнем — и не только артиллерийским, но также и ее собственным, пехотным, — огнем, а не криком, не горлом.