— Ну разреши, Петр Васильевич. Единственный раз собрались по-человечески. Пришел комбат от генерала. Что? Да, может быть, трахнем по единой. Не беспокойся. Все будут ходить по струнке, у него не забалуешь. Позволь, Петр Васильевич… Четверть часа? Есть, выйду через четверть часа. Благодарю, товарищ комиссар.
— Чего дремлешь? Вызывай, вызывай Заева! И штаб дивизии.
Заев и Бозжанов тотчас повернулись к пулемету.
Я узнал этот плечистый высокий силуэт с полуавтоматом на ремне, этот голос.
— Тогда как же вы будете писать о совести? Боец наступает вместе с ротой, в него бьют из пулеметов, рядом падают товарищи, а он ползет и ползет. Проходит час — шестьдесят минут. В минуте шестьдесят секунд, и каждую секунду его могут сто раз убить. А он ползет. Это совесть солдата! А радость? Знаете ли вы, что такое радость?
— Ночью незаметно окопаемся. Пожалуй, и утром не заметят.