Наконец и он, покосившись на меня, покидает свою вышку, уходит, вышагивая длинными ногами, с последней цепью роты.
Молчание. Черт возьми, почему Панфилов не отпускает корреспондентов?
Панфилов ничего к этому не добавил. Но меня поразило это простенькое замечание.
Встал мой начальник штаба, худощавый, быстро соображающий, немногословный Рахимов.
По мишеням били из пулеметов и винтовок. Я забирался в окопы и работал с каждым.
— Хлеба, Лысанушка, тоже у нас нет. Сами без обеда. А закурить, Синченко, есть?