Вот-вот грохот сменится жуткой тишиной, вот-вот немецкая пехота, сосредоточенная для атаки, пойдет через реку, а наблюдательный пункт разбит, пушки ослепли, и в роте нет командира.
— Да, товарищ генерал. Скоро будет здесь.
Следовало бы призвать его к порядку, дать почувствовать, что такое рука командира, но я промолчал. Я не понимал, что с людьми. Ведь они благополучно вернулись из опасного, трудного дела, они с честью выполнили боевую задачу. Почему же вместо гордости, вместо радости эта подавленность?
Получив крутой отказ, я перестал настаивать, но немало дней провел бок о бок с Баурджаном.
Момыш-Улы курил. Затянувшись, он смотрел на меркнувший огонек папиросы.
— Не знаю… еще не принесли… Там и другие — не знаю, убиты или ранены.