— Ишь ты… Я еще не закурил, а Гаркуша уже дым почуял.
Кто-то, запыхавшись, подбегает. Еще не веря себе, узнаю сутулую фигуру, размах длинных рук, оттопыренную пазуху шинели.
— Не могу читать! — произнес он. — На войне я прочел книгу, написанную не чернилами, а кровью. После такой книги мне невыносимы сочинения. А что можете написать вы?
Не раз в некоторые особые минуты — большей частью это были кульминации, пики нашей повести, сложенной автором Войной, — Бозжанов употреблял такое обращение. Сейчас в нем слышна торжественность.
— Простите, товарищ генерал. Я забыл вам доложить о Ползунове.
— Не понимаю. Не могу уразуметь. Говорит, завернул погреться.