Морозец незаметно отпустил. Земля стала отмякать. С нависших над нами голых веток, с жухлых желтых листьев, с тяжелых лап елей, еще час назад подернутых сединой инея, падали крупные капли. Сапоги потяжелели от налипшей грязи.
И Панфилов опять улыбнулся своей обаятельной, умной улыбкой.
— Слушаю, товарищ комбат, — сказал Рахимов. — Разрешите исполнять?
Посылаю Лысанку карьером, в полминуты обгоняю бегущих. Осадив коня, поворачиваюсь им навстречу. Тяжело дыша, подбегают передние.
В омраченной душе сверкнула на мгновение радость. Нет, это не толпа в шинелях, это солдаты, сила, батальон.
Еще не взятый противником, не отданный нами, город был будто уже взят — взят страхом.