Стараясь не хмуриться (от этого появляются морщинки, дорогая), она еще раз оглядела сборище. Стулья, на которых они сидели во время собрания, расставили вдоль стен, оставляя открытое пространство, заполненное группками легионеров – маленькими замкнутыми группками, которые, казалось, не замечали никого из присутствующих, кроме своих непосредственных собеседников.
– Не могу говорить за Тиффани, – ответил юноша. – Но отцу случалось ломать кости и раньше. Такая у него работа. А что до остальных, так нас предупреждали о возможной опасности в этом деле, и мы согласились. Только потому, что она стала реальной, условия контракта не поменялись. Мы все готовы продолжать работать на вас, если вы позволите.
– Славно, славно, – произнес генерал, почти про себя, на лице его мелькнула одна из редких улыбок. – И пробудет она в отпуске несколько месяцев, по крайней мере.
– Вот запись только что состоявшегося разговора, – сказал Шутт. – Интересно, что вы об этом думаете.
Этот человек был выше среднего роста, с выпуклой, словно бочонок, грудной клеткой, хотя стойка навытяжку, вероятно, преувеличивала и то, и другое. Голова лысая, как бильярдный шар, а самой заметной особенностью лица были ярко-рыжие усы, торчащие, словно руль велосипеда; они и послужили основанием для легионерской клички. Шутту пришло в голову, что это украшение на лице наверняка выкрашено, поскольку, судя по записи в личном деле о возрасте этого человека, они должны были быть седыми. А так единственным намеком на преклонный возраст Усача служила морщинистая кожа на шее… но даже это могло пройти незамеченным, если специально не присматриваться.
– Конечно, – сказал легионер. – Пару раз. Но на меня это всегда так действует. Я все время думаю, что произойдет, если что-то испортится. Спасательные шлюпки, может, и годятся для межпланетных перелетов, но в межзвездных они не спасут. Единственный выбор будет стоять между быстрой смертью и медленной.