Я достигаю той самой вершины, с которой так сладко и восхитительно падать вниз, но теперь уже оттягиваю прыжок сама. Еще капельку. Еще чуть-чуть. Давай вместе. Я подожду.
— Да, Талика, да, девочка моя! Не сам твой Джонас под обвалившийся штабель бревен угодил! Никто и не заподозрил, что не один он там был… А за Питером пришлось аж до Пожоги прогуляться. Ну да ничего — выждал месяца три, и сбегал. В одну ночь управился. А дальше уже больше не рисковал, охотился только на чужих.
— Божество было в ярости. Оно не хотело в мир. Ему нравилось быть тем, чем оно было. Быть и не быть одновременно. Оно не хотело быть чудовищем, но не в силах было это изменить. Ярость его была огромна.
Спущенное на тренировке раздражение так и отказывалось возвращаться.
Только ненависть, теперь уже ничем не прикрытая, вспыхнула во взгляде, когда я передал дознавателю бокал с отравленным вином.
А потом против воли посмотрела, куда указывал Аим.