Вот и стою между двух огней. Идиота нельзя оставлять на должности. Ни на какой. И сделать с ним ничего нельзя, только нервы потрепать. Трибунал его… нет, не оправдает, но наказание будет мягким. Типа понизить в должности или что-то такое. И меньше полка ему не дашь. Только полк мне тоже жалко.
— Первая вышла на связь и докладывает, что в Друскининкае немцев не более двух батальонов, — тут же доложил начштаба-6.
— Войн без потерь не бывает. Мы тоже потеряли до сотни самолётов. Спешу вас успокоить, товарищи. Самолётов мне не жалко, немцы потеряли больше. Вместе с вами скорблю о геройски погибших в бою лётчиках. Но число их не велико, товарищи. Всего около сорока человек убитыми и тяжело раненными.
Болдин педантично записывает поручение. Он вообще всё записывает, и я не знаю, хорошо это или плохо. На начальство, например, на меня сейчас, действует умиротворяюще. Только я одну вещь знаю, чисто психологический выверт: хочешь что-нибудь забыть, тщательно и подробно запиши на бумажку. А потом потеряй, и чёрта с два ты после вспомнишь, что там написано. Мозг такая хитрая штука, если видит возможность для халявы, тут же ей пользуется. Именно поэтому молодёжь моего времени теряет способность к устному счёту. Зачем, когда есть калькуляторы и компьютеры? И запросто сдают экзамены по математике, наполовину забыв таблицу умножения.
— Даже если предусмотреть возможность отступления до старой границы, всё равно я, вы уж простите, плохо отношусь к длинным защитным линиям. Слишком они уязвимы. Стоит пробить её в одном месте, как вся линия теряется. Её уничтожат с тыла.
— Ты всё время мечешься туда-сюда, дома не бываешь, озабоченный ходишь, вот я и думаю…