— Ладно, подожди, — ждать ему приходится минут пятнадцать. Снабжаю каждый документ четвертинкой бумажки с кратким переводом. Идентификатор эшелона, количество вагонов, номера последнего и первого, краткое описание груза.
— Можно использовать тяжёлый бомбардировщик. В некоторых моделях нос самолёта остеклённый. И вместительный. В каких-то там даже стрелок размещается. Будет кинооператор сидеть.
— Теперь вы знаете, что такое идти в атаку по грязи. Это не только противно, грязно, мокро и холодно. Это ещё и бесполезно. Оружие, как вы не берегитесь, неизбежно забивается грязью. Стрелять не можете и становитесь беспомощными целями для противника, сидящего в сухом оборудованном окопе.
— Много, Адочка! — веско и с таким видом, будто «много» это вполне себе конкретная цифра.
— Пора, так пора, и-э-х-х! — кряхтя, встаю со скамейки. Кончился мой отпуск. Иногда у меня рождаются сильные подозрения, что это округ, который сейчас фронт, командует мной, а не я им.
Вижу, как моих генералов отпускает напряжение. Оптимизмом Копец заражает всех. Это победа и вовсе не пиррова, хотя нам и такая бы сгодилась. Считать надо по лётчикам. Мы потеряли восемнадцать пилотов, по большей части неопытных. Немцы лишились почти трёх сотен асов. Это не нокаут, на той стороне было полторы тысячи самолётов с пилотами. Не нокаут, но удар сильнейший.