— Как думаешь, Дмитрий Григорич, когда война будет?
На площади Лаврентий Фомич внимательно изучает обстановку. Одобряю. Лично я просто наслаждаюсь. Лето, всё цветёт и пахнет. Полудневная жара, которая в этих широтах не так беспощадна, ещё далеко. Каштаны, обозначающие начало прилегающих улиц, увешаны маленькими зелёными бомбочками. Прямо перед помпезным зданием вокзала, с башенками, сплошь арочными окнами, на зелёной площадке, которую окружает проезжая часть, виселица. На четыре персоны. У начала улицы слева у грузовика клубится какая-то толпа, которую несколько красноармейцев время от времени приводят в порядок. Вдыхаю вкусно пахнущий воздух. Лепота!
Оживлённый шёпоток, вот оно! Кулик он для разогрева, меня на показательную экзекуцию вызвали.
Зато вечером, после девяти, когда жена пошла укладывать дочку спать, настаёт очередь Борьки.
Ну, хоть так. Теоретически это тысяча подбитых танков, практически не меньше сотни, если жёстко контролировать каждый выстрел.
— Делать снимки вечером при ослабленном освещении, а потом передерживать в проявителе, — тут же пускается в объяснения наш главный кинодеятель.