— Авиацию обозначим так, — переворачиваю шашку дамкой, расставляю авиаполки в Минске и Лиде.
— Товарищ Сталин, а нельзя перенести на завтра? — слегка легкомысленно, мой генерал внутри аж застонал, заявляю я.
Мехлис слов не находит, откуда-то раздаётся хмыканье, похожее на смешок. Высокопоставленная публика вокруг начинает задумчиво шушукаться. До них всех что, не дошло до сих пор, насколько резко меняет стиль отношений война? Подчинённый командир любого уровня сейчас не может в какой угодно момент предстать пред начальственными очами, радуя их своим бравым видом. И не до бравого вида ему зачастую.
Ханаеву надоело наблюдение, отдал бинокль сержанту и теперь вертит в руках трофейный автомат. Как с ним обращаться, понял быстро, спусковой крючок, ствол с мушкой и многое другое на любом оружии имеет схожий вид и одно назначение. З-забавно! Механизм затвора, возвратного механизма практически не отличается от ППД. И прицельная планка, на сто и на двести метров. Всё. Оружие ближнего боя, чуть лучше пистолета. Для городских боёв нормально. Нет, судя по тому, что мгновенно положили пол-взвода, не нормально, а здорово. Если бы не подошедший танк, тот самый…
И вот я их провожаю. Пожимаю руку Константинову на прощание, тот садится в бронеавтомобиль. Арьергард начинает движение. Как-то их встретят немцы, как-то сложится у них проникновенная беседа.
Галкин молодец. Прицепился ремнём к лестнице, чтобы спокойно управляться своей СВТ-шкой. Два раза он выстрелил, два раза мои парни скидывали мешки. И только после этого грохочут разрывы гранат. Пехотинцы с криком «Ура!» бросаются вперёд.