Приступаю к котлетке, делая вид, что не замечаю заалевших кончиков ушей дочки. Строго смотрю на Борьку, не время смеяться, друг мой, дело серьёзное.
Разрывы мин стихают, расторопность обученного личного состава принимает характер лихорадочной. Забот прибавляется. Передовой батальон частично уходит влево, стрельба велась оттуда, ему на помощь спешит второй. Инженерные подразделения не торопяться наводить понтоны, переправа пока под угрозой обстрела.
— Харашо, — соглашается вождь, — пусть у вас будэт летающий командный пункт. Но смотрите, товарищ Павлов, чтобы не было всё впустую, — грозит пальцем, жёлтым от табака.
— Руки у тебя кривые, — сухо замечаю и не останавливаюсь, — и как только ты исхитрился в меня попасть на тактическом поле? Аж два раза?
Мне всё пофигу, я в танке. Хорошем танке, немецком Т-III. В дивизии их всего несколько штук, но это уж я сам так распорядился. И уж мне-то его выделили. С пушкой 50-мм, далеко не все такие.
— Да. Если Москва меня затребует, возьми на себя. Доложишь обстановку. Ну, если уж затребуют, тогда разбудишь.