– Ты… ты… я думала, что мы… – Аленка запрокинула голову назад и часто-часто заморгала глазами, но слезы все равно потекли. Она несколько раз всхлипнула, а потом сердито вытерла глаза руками и горько закончила: – А ты… не звони мне больше. И не приходи. Никогда! – после чего резко развернулась и, обойдя меня, вошла в подъезд, гордо вздернув голову. Я проводил ее обескураженным взглядом и ошарашенно присел на лавочку. И вот что это сейчас было?
Мужик криво усмехнулся, но ничего не ответил.
– Хъена! – прорычал я, напрягаясь изо всех своих детских сил. Рука Жорика захрустела, а крик перешел в вой… Но в следующее мгновение меня резко дернули за шиворот, буквально сдергивая с врага.
– Мам. – Я сделал глубокий вдох, постаравшись максимально успокоиться. Мне же нужно добиться совершенно определенных вещей, а вовсе не переорать родную мамочку. И демонстрировать свою независимость мне тоже совсем не нужно, не правда ли? Значит… значит, надо думать, что говорить, а не просто переть, как бык, загоняя себя в ловушку прямой конфронтации. Вот не требуется мне этого от слова совсем…
В субботу в Калугу мы выехали целой кавалькадой – двумя машинами. Я с Аленкой и ее братом ехал со своими родителями, а родители моей любимой ехали с дедусей и бабусей на их «Волге». Они и в прошлой жизни более плотно сдружились именно с моими дедусей и бабусей, нежели с папой и мамой, так же происходило и сейчас.