— А-а-а, — я послушно показал ему язык, Лесток покивал с важным видом, опустил руку. — Ну что же. Я не вижу в вас признаков болезней, вы на редкость здоровый молодой господин, государ. — Он что-то прикинул и с некоторым сомнением произнес. — Может кровопускание? Чтобы дурную кровь отвести?
— Да как ты не понимаешь, у его императорского величества, горе. Го-ре! А ты… — надрывался Остерман, у которого, похоже, все признаки радикулита прошли, или чем там он в Москве маялся, отказываясь ехать на это богомолье.
— Ты, сучий порох, как сумел так все испохабить? Мало того, что цветную нить схватил, так еще и основу с долевой перепутать? Они же толщины разной!
Сейчас княжну осматривал Бидлоо, который перед этим долго сокрушался над моей раной, но нашел ее достаточно чистой. Еще бы она чистой не была, когда на нее пол-литра бренди вылили.
— Не могу. Если их к ссылке приговорят, и они по соседству с Александром Данилычем откинутся, то я все же буду виновен в их смертях, — я покачал головой.
Я заметил, что, когда Остерман волновался, то его акцент звучал отчетливее. Не понятно, с чем это было связано, но запомнить данное обстоятельство не помешает, возможно, это знание мне когда-нибудь пригодится. Я повернулся к Миниху, который наблюдал за нами с расслабленной полуулыбкой.