— Позвольте проводить вас в комнату, государь, где вы сможете отдохнуть, — я посмотрел на открытое лицо денщика моего деда и думал о том, что о нем говорили при дворе. Вообще-то я просто умел слушать и анализировать услышанное, а челядь вовсю болтала, что царевна Лизавета отдала свою любовь статному графу, и, опять-таки по слухам, не только платоническую любовь, но и кое-что большее. Я смотрел, не мигая, на любовника своей тетки и пытался решить, что же мне с ним все-таки делать? Насколько я помню, Петр второй сослал его куда-то служить, в тьму тараканью, поддавшись ревности, но я-то с ним отношений не портил. Он же стоял передо мной, малолетним придурком, который является его императором, практически навытяжку, и не шевелился, ожидая ответа. Мои размышления прервали причитания Остермана о скрутившем его ревматизме. Внезапно я осознал, насколько сильно замерз.