— Разумеется, нет, — я даже фыркнул от такого предположения. — Как я могу доверять тому, кто отца моего со света божьего сжил? Только вот его ненависть к Верховному тайному совету гораздо превышает возможную неприязнь ко мне. Тем более что, я-то ничего плохого Андрею Ивановичу не делал, наоборот, обласкал со всех сторон.
М-да, косяк. Я так увлекся делами, что забыл спросить, а, собственно, когда у царевны Елизаветы день рожденья.
Передав телеграф Брюсу, который прижал его у груди, как не каждая мать ребенка прижимает и умчался, совершенно счастливый и окрыленный, словно пару десятков лет сбросивший на моих глазах, я уже хотел было пойти разбирать почту, приготовленную мне Репниным, как столкнулся с этим самым Репниным, который схватил меня за рукав и потащил по коридору в спальню.
— Как будет приказано вашим величестфом, — Лесток изобразил сложный поклон, и попятился к двери. — Но окно я вам как лейб-медик отворять запрещаю.
— Понятно, — я все еще продолжал смотреть на него. — Вот что, Дмитрий свет Иванович Кузин, я желаю видеть тебя подле себя в своих палатях. Будешь моим личным слугой, — повернулся к Остерману и попытался покачать права. — Андрей Иванович, оформишь как положено, чтобы в челядь мою личную этого отрока перевели.
Сказав все это скороговоркой, я развернулся и, не дав господам временщикам опомниться, выскочил за дверь.