Они постоянно обвиняют именно крымчан и дончан с луганчанами в начале противостояния. Но помилуйте, милостивые господа. Правды ради, прежде чем Крым вернулся в русскую цивилизацию, а Донбасс восстал против творящегося беззакония, давайте вспомним определённые даты.
Главной причиной такой жестокости стали не столько захватнические планы Запада, сколько их страх перед Россией и её растущим могуществом — только тогда вместо рассказов о необходимости сдерживания России просто устроили открытый геноцид.
«Мы хотим, чтобы нас понимали. Чтобы мы объяснили, а они сказали: “А, вот в чём дело!” И тогда мы станем приемлемыми для них. Это очень наивная надежда. Так не будет никогда. Мне кажется, мы должны занять более жёсткую позицию по отношению к Западу. Договориться внутри общества, что они нас не поймут, и не надо нам стараться этого понимания добиться…
Но вода камень точит. Постепенно и на территории Малороссии эти зёрна начали давать всходы. В произведениях русских классиков при описании того времени мы встречаем изумление новым народом, вылупившимся из русского человека, — украинцами, идентифицировавшими себя по языку и показательной «нерусскости». Помните, как написал по этому поводу Михаил Булгаков в актуальнейшем для сегодня романе «Белая гвардия»: «Сволочь он, — с ненавистью продолжал Турбин, — ведь он же сам не говорит на этом языке! А? Я позавчера спрашиваю этого каналью, доктора Курицького, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький… Так вот, спрашиваю: как по-украински “кот”? Он отвечает “кит”. Спрашиваю: “А как кит?” А он остановился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кланяется».
«Украинцы сначала разрезали животы, отрезали языки, а в конце выкалывали глаза, чтобы убитые как можно дольше всё видели. Сначала убивали детей, чтобы родители видели это и слышали их крик, а потом то же самое делали с ними», — рассказывает полька Халина Залевская (из семьи Недзеля), которая восьмилетним ребенком пережила Волынскую резню.
Когда это произошло, словно что-то внутри меня свершилось, умерло и родилось одновременно. Сложно объяснить, но после этого жизнь сделала крутой поворот: и мои принципы, и убеждения, — всё должно было закаляться в горниле борьбы с окружающими обстоятельствами, людьми, самим собой.