— Глянь-ка, ваше благородие, — перебил всё тот же немолодой фельдфебель-запасник, — глянь-ка, германец-то, эвон, марширует уже! Легки на помине!..
— Ну да! Потому что прабабка моя была на всю Россию знаменитейшая гадалка… ну и не только… в общем, сама государыня её к себе вызывала, гадать на картах, на судьбу, на любовь да на дальнюю дорогу. И за то государыня жаловала прабабку табакеркой, усыпанной брильянтами, а прабабка завещала каждую старшую дочь в семье непременно называть Елисаветой! Во как!
На столах пыхтели пара огромных самоваров, в которых Ерофеич поддерживал угли горячими. Чайная разделена была короткими перегородками, так, что можно сесть компанией.
Папа замедлил шаг, вгляделся. Хромой капитан, невысокого роста, и тоже в белоснежном кителе, со впалыми щеками, тоже заметил старшего по званию, постарался выпрямиться; девушка отработанным движением подхватила его трость. Ладонь взлетела к фуражке таким отточенным, таким лихим движением, что, глядя на такое, удавились бы от зависти старые фельдфебели из самой лейб-гвардии.
«Отчего ж не могу», — подумал Федя. — «Очень даже могу!.. Даже не представить — я всё это видел. И… прав, наверное, был Костька Нифонтнов — ничего такого уж страшного, град Петра стоит, люди ходят, автомоторы ездят, трамваи ходят… а ещё и метро есть!.. А, может, и не прав — если профессора Николая Михайловича вспомнить, что он говорил…»
Пока суть да дело, Фёдор высунулся наружу, на балкон, со своим карманным анемометром. Конечно, едва ли Две Мишени даст команду стрелять с таких дистанций, но всё-таки.