Комиссар Блюмкин валялся на брусчатке бесформенной грудой тряпья.
— Заперлись! Изнутри! Есть там кто-то! Точно, есть! Ерохин, давай лом! Петюнин, топор!.. А ну открывай, твари! Открывай, хуже будет!..
А, когда он закончил, даже в ладоши захлопала.
Сидевший рядом Федором малёк деловито передёрнул затвор «фёдоровки».
Внутри было узкое, вдаль уходящее помещение. За высокой деревянной конторкой стоял писарь, скрипел пером; другой фельдфебель, Пётр Макарович, притворно хмурясь, клал на стойку обмотанные ременной портупеей тесаки.
— Эй, Слон, ты чего? — искренне удивился рыжий Гришка Пащенко. — Клювом за ужином не щёлкают! Сам знать должен, коль в военной гимназии был!