— Спасибо, Федь, — смущался потом Петя. — А… а твои родители… они не рассердятся?
А потом вскочила, быстрым шагом, вбивая каблучки в паркет, подошла, почти подбежала к окну, откинула занавеску. Застыла, вглядываясь в успевшую сгуститься темноту — и вдруг вспорхнула, взмахнула тонкими руками под белой вязаной шалью, метнулась в прихожую.
Меж тем они миновали Конюшеную площадь — из ворот здания, что раньше было Конюшеным двором, выезжали автомоторы, один за другим.
Бобровский покраснел и, кажется, растерялся. Федор видел, как пальцы его мнут ткань форменных брюк.
Фёдор, как и было условлено, подал грузовик вперёд. В колонну за ним выстроились остальные машины.
— Забастовка, — мрачно пояснил молчавший до того казачий подъесаул. — Разбежались все, м-мерзавцы. Машинист с паровоза тоже сбежал.