— Слон! Здорово! А у нас тут веселье было!..
Тут пришлось задуматься. А и впрямь, чем? Что там в полиции принято? Расписку, наверное, писать? С печатью?
— Нэ стоит, господа, нэ стоит, — остановил он приятелей. — К тому же… Господин Солонов, а господин Солонов!..
— Не будем говорить про надпись, Петь. Чего зря маму волновать?
Какие ж тут вопросы? — Фёдор старался справиться с непрошенным комком в горле. Петя Ниткин рядом, пригорюнившись, похоже, готов был вот-вот расплакаться.
— Ну, идёмте, сударь мой Ѳедоръ Алексѣевичъ, — сказал папа. Не просто «Фёдор Алексеевич», а именно «Ѳедоръ Алексѣевичъ», спутать было невозможно. Тот самый звук, передаваемый «ятью», якобы давным-давно исчезнувший. Хотя как папе это удавалось, Фёдор так понять и не мог. Но вот когда «по-старинному» — знал всегда. Так папа обращался к нему редко, только в особых случаях, ну, вот таких, как сегодня.