В подвале было сухо, горела электрическая лампочка, и в углу вздыхала железным нутром здоровенная машина — куда больше той, что Федя Солонов запомнил по корпусу.
Две Мишени быстро показывал схемы — и их тотчас сменяли картины маньчжурских сопок.
— Помню-помню. Ступай, Сереженька. И ни в какой комитет ты не пойдешь и в милицию не позвонишь. Тебе твоя машина так же драгоценна, как и мне. Никому ты её не отдашь; рукой правой пожертвуешь, а машиной — нет.
Ох, и было же визгу!.. Девчонки аж сумки с книжками побросали, улепётывая. Разговоры о призраках и мертвецах потом несколько месяцев ходили, а старшие сёстры наотрез отказывались возвращаться домой с занятий одни.
— Эх, был бы жив… — Две Мишени осёкся, махнул рукой. — Солонов! Готовы? Идём.
— Как ты туда проберёшься? — ахнула Лиза. — Ты ж сам сказал — никто не знает, что ты в отпуске! Ты представь — явишься домой, никто тебя не ждёт… Ничего не увидишь и не услышишь! Прогонят просто! На извозчике в корпус отправят!