— Есть ли какие-то новости? — в «лаборантской», узкой комнатке с полками до самого потолка, заставленными массивными физическими приборами и механическими устройствами, с Положинцева слетело всё его напускное веселье.
— И получил за то Фаддей Лукич свой георгиевский крест, — докончил подполковник.
— Мамá, вы сами нам рассказывали, как вам в пансионе её преподавали!
Лизу Федор заметил сразу. Зеленые глазищи горели словно прожектора; вот она шагнула навстречу, вроде как смело, а вот заколебалась, так что и не поймёшь, от чего алы её щёки — от мороза, иль от смущения.
А меж тем Костя Нифонтов, хоть и зыркая исподлобья, но решает первый вопрос — вернее, помогает решить его Севке. А за ним и второй, и третий; и вот задача сдается, к вящему удовольствию всего первого отделения. На доске же остаётся унылый сапожник; Ирина Ивановна подходит к нему, чуть склонив голову набок, два касания мелком — и вот мастеровой уже улыбается, а с фартука его исчезает заплата.
Наступило молчание. И, верно, как? Если бомбисты и в самом деле прятали там шимозу — то как могли оставить дверь незапертой? Даже будучи в сговоре с кем-то из персонала? Ведь не только любопытные кадеты шарят по подвалам; иные офицеры тоже заглянуть могут, не говоря уж о дядьках-фельдфебелях.