— Я спрашиваю, кто здесь старший? — с прежним хладнокровием вопросил Две Мишени. — У нас приказ гражданина военного министра!
— Значит, вы стали невольным свидетелем собрания инсургентов, где замешана ваша собственная сестра. Понимаю муки вашего выбора, Федор. Но повторите мне ещё раз, в чём была суть их спора? Правильно я понял, что это не бомбисты, это иные?
— Семён Ильич! — в свою очередь окликнул Две Мишени другого полковника, Яковлева, начальника четвёртой роты. — Семён Ильич, как обстановка?
Первая рота не орала, не размахивала руками — подъехали в молчании, почти что в траурном; но Федор видел, как вспыхнули лица у Коссарта с Ромашкевичем, как они, в свою очередь, кинулись ко младшим кадетам — тихо, мол, тихо, господа!..
— Даже разговаривать не стали… — процедил сквозь зубы Константин Сергеевич. — Семен Ильич, распоряжайтесь. Постарайтесь не задеть пути.
— А… э… — Петя не просто «покраснел», и даже не «до корней волос». Он сделался подобен варёной свёкле, замигал и предпринял попытку не то заползти под кровать, не то укрыться в шкафу. «Только не это, что угодно, только не это!» — казалось, говорил его взгляд, полный самого настоящего отчаяния.