— Тогда заходите, — Илья Андреевич враз посерьезнел. — Заходите, Федор, и поговорим.
Да, каким-то образом тут оказалось множество успевших вернуться из увольнительных. Глаза у всех очумелые, все взъерошены, растрепаны, у Льва Бобровского почти оторван рукав шинели.
«Государь на меня, конечно, разгневался. «Ах, брат Пушкин!» — сказал он мне, когда я, поневоле смущённый, ступил в его кабинет. — «Что же ты творишь?! Ты, кого Россия покрыла славой, первый поэт её, идёшь против Моих повелений? Разве не запретил Я дуэли? Разве не разбирал Я совсем недавно случай твой? Пушкин, Пушкин, это нехорошо!»
Профессор втолкнул их всех в тесный круг перед самым аппаратом. Ирина Ивановна и Две Мишени вдвоём держали вырывавшегося Костика.
— Ступайте, кадет. Да не забудьте послать ответ. Можете отдать мне в руки.
— Больше, — мельком взглянул подполковник. — Это, сударыня, вы сотни две патронов выпустили, не меньше. Я, кстати, тоже.