- Смотря, что вы хотите услышать, - ответила я небрежно, хотя сердчишко у меня жалобно дёргалось. Всё-таки признаваться было страшно.
- Ложись лучше спать, - с досадой сказала она и зевнула, отправляясь в постель.
- Даже не обсуждается, - объявила мамаша Жо. - И работники не будут жить в сарае. Они будут жить здесь, на мельнице. Чулан всё равно пустой.
- Голые? - снизу послышался заинтересованный голос судьи, и лестница затряслась сильнее. - Совсем голые? Кто?..
- Молчите! - приказал мне граф, вяло взмахнув узкой холеной рукой.
Наверное, это походило на правду, потому что Жонкелия немного успокоилась. А когда запахло вкусной жареной рыбой, старуха успокоилась совсем. Мы вкусно пообедали, и я призналась сама себе, что не ела такой жирной и нежной форели ни в одном ресторане моего мира. Мякоть была слоистая, сочная, очень ароматная, так что не требовала никаких приправ. Не помешал бы гарнир - картошечка там, или макароны... Но о таких деликатесах придётся забыть. Навсегда. Мне всё же взгрустнулось, и я наклонила голову, доедая свою порцию обеда, чтобы Жонкелия не заметила слез в глазах.