— Ишь как витиевато денег просит… Другой бы сразу и не понял.
— Государь! — Лейтенант лихо отсалютовал мне. Это приветствие я сам ввел в обращение, как-то раз забывшись и залихватски подбросив руку к виску во время парадного прохождения одного из новых полков, кои инспектировал. Ну внезапно ожившая армейская привычка сработала… И сей жест молниеносно распространился по всей армии. — Второй офицер третьей роты Рязанского драгунского полка лейтенант Пажий. Поляки парламентеров прислали.
— Что ж ты, боярин, идешь и под ноги не смотришь, — укорила его одна из них, что была побойчее.
Андрий Перебийнос встрепенулся и чуть приподнялся, пытаясь разглядеть, что же там такое углядел востроглазый Петро. Но сквозь штормовую муть ничего не было видно. Сидевшие на дне лодьи бабы, сбившиеся в огромную кучу, кое-как укрыв от летящих внутрь стылых брызг самых молодшеньких из детишек, при этом крике тут же зашевелились и закрутили головами.
Капитан порта, Никодим Докучаев, торчал в своей конторе… Ну одной из своих, поскольку был здесь, на Гваделупе, един во всех лицах. Докучаев был его старым знакомцем. Хучь и возрастом старше Пахома на восемь лет. Он был из тех детей боярских, что были избраны царевой волей для догляда за новиками, кои в нидерландском флоте обучение проходили. И вместе с ими по вантам и реям пять лет лазал. Оттого принял Пахома радушно.
— Ты как? — морщась, поинтересовался Мишка.