— Так–то оно так… Но поговорил бы я с ним с удовольствием.
Проблема была чисто психологической, за что деревня и получила прозвище «дикая». Она постоянно меняла свой вид — в прямом смысле. Деревья и дома перемещались, дворы то выстраивались в ряд, то разлетались «каменкой», то казалось, что в деревне кипит жизнь — люди чуть ли руками не махали путникам, зазывая в гости, то дома все как один превращались в руины. Все одновременно могли вспыхнуть, на дороге могла появиться стая собак, можно было ехать и всё время видеть рядом с собой один и тот же дом…
— А не побежит ли… — полувопросительно, полуутвердительно пробормотал замректора. — Ладно, давай, парень. Если что — бегом в сторону, понял? Бегом! Мы прикроем.
— Шутишь? Оттуда же, откуда твой «девятнадцать–одиннадцать». В железнодорожной охране они использовались в войну, ленд–лиз почти не шёл в боевые части. Так что на складах встречаются.
— Это зомби, — пробормотал я. — Потом вспомнил, что слово нездешнее, и пояснил: — Живой мертвец.
Стоило вспомнить о колдуне — и по спине пробежал холодок. Ну нет, сейчас до них метров триста, а то и больше — на таком расстоянии ни один колдун не почует. Главное, чтобы в эту сторону не сунулись…