Повторив свое представление у трех новгородских церквей, я двинулся в сторону Смоленска. Затем была Калуга, Тула, Рязань, и, наконец, двинулись на Нижний Новгород. Мы все похудели, осунулись, истрепались, но мчались вперед и вперед сквозь непролазную грязь, сквозь холодные ливни, мимо гниющих полей… Между тем страна шумела, наполненная слухами о великом пророчестве, вышедшем из уст царевича. Припоминали о том, что я уже вроде как сотворил одно чудо, открыв свету Господню душу страшного татя. Спорили. Ругались. Но… верили. А как можно было не верить, если вокруг надвигалось именно то, о чем и говорилось в пророчестве, — мор и глад. Страну заливали дожди. Народ бросился скупать припасы. Цена прошлогоднего хлеба, обычно к июлю падавшая до нижней точки, не только не опустилась, а даже взлетела. Многие купцы, поверив в пророчество, снаряжали караваны в Персию и иные страны, рассчитывая хорошенько заработать на сильно вздорожавшем хлебе. И это было хорошо, ибо заставляло играть на нашей стороне рыночные законы — чем выше предложение, тем ниже цена. Возможно, на этот раз вздорожание хлеба не будет таким уж страшным, как в той истории, которую я когда-то учил.