И тут меня вдруг повело в сторону. Ну конкретно так. Видно, запас сил у этого тела, все еще остающегося телом подростка, пусть и выносливого, развитого упражнениями и закаленного испытаниями, окончательно исчерпался. Клянусь, это была не игра. Я еще несколько мгновений пялился на отца, чей голос доносился до меня как сквозь вату, а затем рухнул на пол…
Аким восхищенно цокнул языком. Как они все хитро придумали! Действительно, этот завод оказался просто кладезем секретов…
Повар на такси обернулся за три часа. Можно было бы, конечно, не гонять самолет, а просто отправить повара в Салоники, где, несомненно, до черта русских магазинов. Но дело в том, что правильного черного хлеба там отродясь не бывало. И вообще, все, что продается в русских магазинах в Западной Европе, изготовлено отнюдь не в России. Чаще всего в Германии, иногда, при удаче, в Литве или Польше, коих мы за время, что они были в составе Российской империи, все-таки кое в чем слегка поднатаскали, но уж точно не в России. Так что правильного черного хлеба там быть не может по определению. Казалось бы, что мешает повторить такое же со сметаной? Но послать самолет за этим продуктом мешали два обстоятельства. Во-первых, завезя мне несколько буханок черного хлеба, мои «крылышки» улетели на сервис и сейчас торчали где-то в Лютоне со снятыми капотами двигателей. И, во-вторых, я, конечно, временами борзой, как и многие другие мои сограждане из числа таких же, как и я, стремительно разбогатевших нуворишей, но гонять самолет за банкой сметаны специально — это слишком даже для меня. Вот если по пути на сервис, то тогда ладно…
В августе в Москву прибыли первые иностранцы, отобранные и сманенные моими ребятами. Среди них было три военных инженера — два голландца и один итальянец, как строившие, так и бравшие крепости для штатгальтера Соединенных провинций. И вот это был подарок так подарок. На следующий год планировалось как раз взятие крепостей, а потом уже их удержание, так что сии ребята были для меня на вес золота. Впрочем, и остальные сорок человек из первой партии были дюже добры. Отбор на месте ребята осуществляли строго.
Так вот, немецкий я знаю. Но этот доктор говорил на другом немецком. Он отличался от того, который я знал, приблизительно так же, как тот язык, на котором говорили те, кого я тут успел услышать, отличался от русского. То есть нечто знакомое слышится, смысл понять можно, но существенная часть слов будто нарочито искажена или подменена другими, похожими лишь отдаленно и скорее смыслово, а не по звучанию. Ну как в украинском железная дорога называется «зелязницей», а в белорусском «чугункой». Во фразе, в контексте — поймешь, а отдельным словом — хрена. Впрочем, и с контекстом тоже иногда были напряги. Хотя это вполне объяснимо. Ну из какого контекста можно понять, что польское слово «урода» означает «красавица»? Максимум что решишь — стебаются…