Цитата #388 из книги «Сто лет одиночества»

Восстановившееся мирное течение жизни нарушила только смерть Мелькиадеса. Само событие можно было предвидеть, но обстоятельства, при которых оно произошло, оказались неожиданными. Через несколько месяцев после возвращения Мелькиадеса в нем стали замечаться признаки одряхления, оно развивалось так быстро и необратимо, что очень скоро цыган превратился в одного из тех никому не нужных дедов, которые бродят как тени по комнатам, волоча ноги и громко рассуждая о лучших временах; никто этими стариками не занимается, о них даже не вспоминают, пока не найдут однажды утром мертвыми в постели. Сначала Хосе Аркадио Буэндиа, восхищенный дагерротипией и пророчествами Нострадамуса, помогал Мелькиадесу в его делах. Но потом он все чаще стал оставлять цыгана в одиночестве, потому что общаться с ним было все труднее и труднее. Мелькиадес слеп и глух, казалось, он путает собеседников с людьми, которых знал в давно миновавшие исторические эпохи, на вопросы он отвечал какой-то непонятной мешаниной из разных языков. Бродя по дому, он всегда ощупывал воздух перед собой, хотя и двигался среди вещей с необъяснимой ловкостью, как будто был одарен инстинктом ориентации, основанным на близких предчувствиях. Однажды он забыл вставить искусственные зубы, положенные на ночь в стакан с водой возле кровати, и с тех пор больше уже не носил их. Когда Урсула задумала расширить дом, она приказала выстроить для Мелькиадеса отдельное помещение возле мастерской Аурелиано, подальше от домашней толчеи и шума, — комнату с большим светлым окном и этажеркой, на ней она собственноручно разместила запыленные и изъеденные молью книги старика, ломкие листы бумаги, покрытые непонятными знаками, и стакан с искусственными зубами, в нем уже пустили корни какие-то водяные растения с малюсенькими желтыми цветочками. Новое место, видимо, пришлось Мелькиадесу по душе, потому что он перестал появляться даже в столовой. Его можно было встретить только в мастерской Аурелиано, он проводил там целые часы, исписывая таинственными каракулями привезенные когда-то пергаменты, они, казалось, были сделаны из чего-то твердого и сухого и расслаивались, как слоеное тесто. В мастерской он съедал и пищу — ее приносила дважды в день Виситасьон, — впрочем, в последнее время у него пропал аппетит, и ел он только овощи, отчего вскоре приобрел свойственный вегетарианцам чахлый вид. Кожа его покрылась нежной плесенью, похожей на ту, что произрастала на допотопном жилете, который он никогда не снимал, от дыхания смердело, как смердит от спящего животного. Аурелиано, погруженный в сочинение стихов, в конце концов перестал замечать присутствие цыгана, но однажды в бормотании Мелькиадеса ему почудилось нечто доступное пониманию. Аурелиано прислушался. Единственное, что он смог выделить в запутанных, темных речах, было настойчиво, как стук молотка, повторяющееся слово «равноденствие», «равноденствие», «равноденствие», да еще имя — Александр фон Гумбольдт. Более близкого общения со стариком сумел добиться Аркадио, когда стал помогать Аурелиано в ювелирном деле. Мелькиадес шел навстречу его попыткам завязать разговор и произносил иногда отдельные фразы по-испански, однако фразы эти не имели никакого отношения к окружающей действительности. Но в один из вечеров цыгана вдруг охватило внезапное волнение. Пройдет много лет, и, стоя у стены в ожидании расстрела, Аркадио вспомнит, как, весь дрожа, Мелькиадес прочел ему несколько страниц своих непостижимых писаний: Аркадио, конечно, их не понял, но, прочитанные вслух, нараспев, они показались ему переложенными на музыку энцикликами. Кончив чтение, Мелькиадес улыбнулся, впервые за долгое время, и произнес по-испански: «Когда я умру, пусть в моей комнате три дня жгут ртуть». Аркадио передал эти слова Хосе Аркадио Буэндиа, тот пытался получить у старика дополнительные разъяснения, но добился лишь краткого ответа: «Я достиг бессмертия». Когда дыхание Мелькиадеса стало зловонным, Аркадио начал каждый четверг поутру водить его к речке купаться, и дело пошло на поправку. Мелькиадес раздевался и шел в воду вместе с мальчишками, таинственное чувство ориентации помогало ему обходить глубокие и опасные места. «Все мы из воды вышли», — сказал он однажды.

Просмотров: 14

Прошел почти год с того дня, как Хосе Аркадио вернулся под отчий кров, и когда он проел серебряные канделябры и украшенный гербами ночной горшок — по правде говоря, золотым в этом сосуде оказался только инкрустированный герб, — его единственным развлечением стало собирать в доме городских мальчишек и давать им полную свободу. В часы сиесты он позволял им скакать через веревочку в саду, распевать песни на галерее, кувыркаться на креслах и диванах, а сам переходил от одной компании к другой, обучая детей хорошему тону. К тому времени он уже расстался с узкими брюками и шелковой рубашкой и носил обычный костюм, купленный в лавочках у арабов, но все еще продолжал сохранять вид томного достоинства и папские манеры. Дети освоились с домом так же быстро, как когда-то товарки Меме. До позднего вечера было слышно, как они болтают, поют, отбивают чечетку, — дом походил на школу-интернат с распущенными детьми. Сначала Аурелиано не замечал этого, но вскоре гости добрались до комнаты Мелькиадеса. Однажды утром двое мальчишек распахнули дверь и испугались, увидев грязного, лохматого человека, сидящего за столом над пергаментами. Мальчики не посмели войти, но с тех пор заинтересовались странным незнакомцем. Они шушукались у дверей, поглядывали в щели, забрасывали в комнату через форточку всякую нечисть, а однажды заколотили снаружи дверь и окно гвоздями, и Аурелиано должен был провозиться целых полдня, чтобы открыть себе выход. Поощряемые безнаказанностью своих проделок, дети осмелели, и, выбрав время, когда Аурелиано был на кухне, четыре мальчика проникли в комнату с намерением уничтожить пергаменты. Но стоило им схватить пожелтевшие свитки, как ангельская сила подняла их в воздух и держала во взвешенном состоянии до тех пор, пока Аурелиано не вернулся и не вырвал у них пергаменты из рук. С того дня его больше не беспокоили.

Просмотров: 10

Несмотря на свою беспорядочную жизнь, четверо друзей по настоянию ученого каталонца пытались совершить и нечто долговечное. Только его опыту бывшего преподавателя античной литературы и его запасам редких книг были они обязаны своей способностью просидеть целую ночь, отыскивая тридцать седьмую драматическую ситуацию, и это в городе, где никто уже не имел ни желания, ни возможности идти дальше познаний начальной школы. Плененный открытием дружбы, околдованный чарами мира, который до сих пор из-за бездушия Фернанды был для него заповедным, Аурелиано бросил исследование пергаментов как раз в тот момент, когда уже начинали читаться зашифрованные стихи с пророчествами. Но позже он, убедившись, что времени хватит на все — даже от борделей не придется отказываться, — вернулся в комнату Мелькиадеса и с новым рвением взялся за пергаменты, твердо решив не прекращать своей работы, пока не будут раскрыты последние тайны шифра. В ту пору Гастон уже начал ждать появления аэроплана, и Амаранта Урсула чувствовала себя такой одинокой, что в одно прекрасное утро зашла в комнату Аурелиано.

Просмотров: 13

— Я не уполномочен вершить правосудие, — возразил он. — Если у вас есть что сказать, скажите это перед военным судом.

Просмотров: 11

— Даже не говорит, — сказал Аурелиано. — Умерла, как сверчок.

Просмотров: 10