Женский голос незнаком, но его назвали правильно. Привстал, оперся о локоть. В комнате тетенька лет пятидесяти, на стол завтрак собирает. Странно, он не видел ее никогда, а память на лица у него фотографическая.
Павел ошибался. Одна небольшая, весом в три фунта, бомба уже была готова, и заговорщики собирались испытать ее завтра. Причем, собирая ее в подвале, подвергали жителей доходного дома смертельной опасности. Если бы бомба сработала вследствие небрежного обращения, рухнул целый подъезд пятиэтажного дома.
Давали кто сколько мог – десять, тридцать рублей. Не спрашивали – зачем и когда отдаст. Что вернет, даже не сомневались, тому порукой была офицерская честь. Да и спросили бы – не сказал, а пока это секрет. Вечером сам нагладил мундир, а сапоги надраил до зеркального блеска.
– Вольно, Кулишников! От самого государя тебе благодарность за усердие в службе. Ознакомься.
На столе у дежурного лежали «Невские ведомости». Павел снова уселся за стол в кабинете. Одно объявление показалось интересным. Судя по адресу – рядом. Вернул газету дежурному, спросил – далеко ли адрес? Для перепроверки. Все же многие улицы имели другие названия. После революций и Великой Отечественной войны массово переименовывали, потом нагрянула демократия, и улицы снова стали переименовывать. То прежние, дореволюционные имена возвращали, то новые давали. И с памятниками такая же вакханалия. Сносили, ставили на их место новые.
– Знаю, почему стрелял! Я запретил руководству медицинского университета, где учился Мирский, продолжать его обучение. Любой революционер разлагает вокруг себя окружающих. А студенты – самая активная, легко поддающаяся чуждому влиянию среда. Три-четыре подобных бунтовщика – и университет превратится в бурлящий котел. Что прикажете потом? Выводить против студентов солдат с ружьями?