— Полицаи мои! — быстро сказал он, и лицо его исказилось в кривой гримасе ненависти.
— Всё равно возьми, лишними не будут. Прохор, слышал? — я повернулся к старику.
— Меня ещё не приняли в комсомол. Если бы не война, то получила бы значок осенью или перед Новым годом, — пробурчала Маша.
— За фюрера! — подняв стакан, провозгласил старший полицейский, представившийся Тарасом.
Несколько раз он сплёвывал на пол куски слизи с кровью.
Немцы выбирались из своих палаток кто в белом нательном белье, кто в одних подштанниках, кто с голыми руками, а кто уже с оружием. Как раз последние погибали первыми. За всё время я услышал всего пять или шесть одиночных выстрелов. Два из них успел сделать офицер из пистолета, ещё по разу выстрелили полуодетые солдаты, до которых сразу не успели добраться мои подчинённые, и последний выстрел (он же самый первый) принадлежал часовому, охранявшему лошадей. И он же единственный оказался самым результативным, пробив бок варгу. Повезло, что рана была не смертельная и даже не сильно сказалась на подвижности зверя, вошедшего в раж и опьяневшего от свежей крови и страха добычи.