В глазах от этих мыслей предательски защипало, но сейчас Сафаров на себя не разозлился за подобную унизительную слабость. Ему просто дьявольски сильно хотелось жить. Еще хоть раз увидеть родителей, обнять их и спрятаться в ответных теплых объятьях. А кем он будет жить — гордым воином или трусливым шакалом, это вовсе неважно. Лишь бы только не сгинуть в этом сыром и угрюмом лесу, где-то неподалеку от трассы.
— Спасибо… — буркнул я, но связь уже прервалась.
Вот и у девушки он не пустовал, хоть она особо и не готовила для себя. В нем всегда были в достатке свежие овощи, фрукты, какие-нибудь сырно-колбасные нарезки для бутербродов, жирное молоко, яйца и прочие продукты, которые можно быстро превратить в сытный и вкусный завтрак или ужин без особых заморочек.
Эти лицемерные картины, которые благодаря своему дару я читал за доли секунды, разворачивались за каждым вторым столиком, и любая из них трогала меня, словно это была моя личная обида. И как бы я не пытался внушить себе, что это меня не касается ни в коей мере, моя эмпатия делала свое дело, заставляя воспринимать всю окружающую грязь так, словно это плевок в мою душу.
После тщательной помывки к своей старой одежде я даже не притронулся, так и оставил валяться в углу пыльной кучкой грязных тряпок. Даже просто смотреть на нее казалось оскорблением для моего отмытого и обновленного тела, что уж говорить о том, чтобы ее касаться. Скоро мне мертвецы должны были принести обновки. Они уже во всю шерстили магазины в поисках подходящих вещей, чтобы, во-первых, не сковывали движения, во-вторых, не были приметными, а в-третьих, подходили к промозглой осенней погоде. А то я, знаете ли, задолбался уже стучать зубами в тоненькой олимпийке. Все-таки начало ноября уже на дворе, пора бы утепляться.