Дворец князя Долгорукого, впоследствии ставший зданием Дворянского собрания, творение зодчего Казакова, светился огнями. По фронтону горели разноцветные плошки, из окон колонного зала вырывались снопы света. Москва, напуганная пугачевским бунтом и жестокостью гвардейцев – постепенно оживала. Начиная с восьми часов вечера ко всем подъездам со стороны расчищенной от остатков тающего снега Дмитровки, Охотного ряда и Моховой стали подъезжать щёгольские экипажи и помещичьи дормезы, крытые кожей, золочёные, с большими стеклянными окнами и красными спицами кареты и древние возки допетровских времён.