Одноглазый грустно кивнул. На самом деле я надеялся на патологическую честность Мясникова. Он сам пострадал от власти Екатерины, точнее от безвластия и бесконтрольности дворян, а значит возьмется за дело засучив рукава.
– Помилуйте, кому? – Орлов иронично посмотрел на великого князя – Госпожа Ростоцкая, даже не скажу, чтобы меня прельстила чрезвычайно. Женщина она уже не первой молодости, чересчур, знаете, пораспухла, тяжеловата, да и мыслями, нельзя сказать, чтобы была быстра. Просидел я с ней часок и так начал позёвывать, что чуть себе скулу не свернул. Но всё же не могу её возвратить. Это будет нарушение закона карточной игры. Это дурной пример показать. После этого, что бы я ни выиграл, домик ли какой, карету, цуг лошадей, серебро столовое, всякий будет приходить требовать назад. Вы не забудьте, что капитан хотел отыграть госпожой Ростоцкой всё то, что он уже проиграл. Коль скоро я согласился, чтобы сию даму считали в сорок тысяч, то я рисковал проиграть всё то, что было уже мною у капитана выиграно. Да, впрочем, что же вам всё разъяснять, вы это лучше меня всё понимаете!
– Царь-батюшка, тута до тебя Хлопуша с Шешковским просятся.
Снова был поднят шар, но в качестве наблюдателя корректировщика там теперь сидел Васька Каин, волнуясь и сжимая в руках флажки.
– Все сделали царь-батюшка – пока ждали, ко мне наклонился Хлопуша, продолжил шепотом – Ночью напали на дом, перебили шешковских людишек. Жена с детками уже в Оренбург едут.
– На чем рисовать будешь? У меня для тебя бумаги и красок нет.