– Иоганн Гюльденштедт. Профессор Императорской академии наук и художеств в Санкт-Петербурге!
– Бранта споймали! – ко мне протиснулся Почиталин, наклонился к уху – С ним казна губернаторская была. Патрули по городу, как ты велел, пустили, полки по старым казармам разводим.
Начался допрос. Пришедший Хлопуша и Шешковский попеременно спрашивали, поэт ругался, канцеляристы записывали. Потом с допрашиваемого сорвали рубаху. Мужчине заломили руки за спину, привязали к веревке, подвешенной к потолочному крюку, и палачи вздернули тело кверху. Державин застонал, а потом заорал, когда его дернули за ноги вниз, выворачивая руки из суставов. Снова начался неторопливый допрос. Поэт молчал – только зубами скрежетал.
Черт! И что теперь делать? А ничего. Заднюю скорость не включишь – в армии не поймут. Пути назад у меня нет.
Ушаков побледнел, еще раз выглянул наружу. Закрыв плотно дверь, лишь кивнул.
– Танечку жалко… бабки обмывали ее, беременная она.