– Не то что плох, а видно, что не жилец на этом свете. И нелегко ему.
С небольшим конвоем, освещая запорошенную дорого факелами, мы доехали до казанского госпиталя. Здесь был натуральный бардак. Люди были свалены в коридорах, кое-кто судя по всему уже даже умер.
– Знаю, знаю – согласился казак – Тама эта… Польские офицеришки до тебя пришли, аудиенцию требуют.
У Хлопуши с Шешковским в Казани появился собственный казенный дом с караульными, писарями и даже парой следователей, взятых из полицейской части. Рядом был организована голубятня, куда удалось поймать несколько местных птиц под развод. Парочка была даже отправлена с курьерами в Оренбург и Яицкий городок.
От такой жизни очень округлилось лицо у Александра Петровича, глаза заплыли прозрачным слоем жира, и было в них необычайное благодушие и кротость. После бурной жизни, он обрёл желанный покой. У него отросло порядочное брюшко, и по утрам, когда государыни не было в Царском Селе, он и точно спал до полудня, а дни проводил в халате, то за письменным столом, сочиняя новые оды и пьесы, за бумагами и книгами, то в глубоком и мягком кресле в дремотном созерцании мира.
Макке стал рассказывать, как он был на прошлой неделе в Версале на королевском выходе к мессе.