– Никак нет! Ганс Христофорович стучится. Андрей уже отворяет им.
Харлова зажгла свечу и подошла к окну. Облегающая ночнушка уже не могла скрыть небольшой живот моей подруги. Неужели у меня будет сын? А может быть дочь?
– В Казани есть еще польские офицеры? – удивился Перфильев.
– Будь уверен – кивнул я – Расскажи лучше как до нас дошел.
Десятки тысяч свечей отражались в хрусталях подвесок, в огромных настенных зеркалах, в белом мраморе колонн, освещали матовые плечи женщин и расшитые золотом и серебром мундиры мужчин. Два оркестра безмолвно расположились на хорах. Было душно, несмотря на открытые окна. Стоял острый запах пота, духов и пудры. Воздух наполнял равномерный гул голосов.
Опрокинутые подьячие, дрожа от страха и заикаясь, вопили: «Мы повелением владыки Амвросия сие творим, помилуйте!» Завязалась свалка.