— Знаешь, я ведь думал, что с твоим воспитанием он вырастет размазней, — продолжил Вульфрик. — Прости за откровенность, но я, как и все, ждал самого очевидного варианта, зная о его домоседстве. Думал, будет безвольным и стеснительным, осознающим свое место в мире — маленькое тонкое деревце под сенью вековых гигантов… но он доказал, что я ошибался.
Тот пожал плечами, оглянулся и достав из-за пазухи пистолет, сбил его рукоятью ржавый навесной замок. Цепь, которой были обвязаны дверные ручки, с громким звоном упала на пол.
Не без усилий приоткрыв веко, я еще какое-то время пытался сфокусироваться на картинке перед собой, и спустя несколько секунд размытые формы начали принимать очертания больничной палаты. Довольно просторное помещение было залито солнечным светом, что пробивался внутрь через широкие окна — справа от моей кровати. Лучи попадали на только-только вымытый мокрый пол, отчего тот приятно поблескивал. В дальнем конце комнаты, с левой стороны, стоял небольшой белый столик с парой стульев, за которым по всей видимости могли разместиться посетители и оставить на нем какую-нибудь открытку с пожелания о выздоровлении и неизменные апельсины. Он был пуст.
Мерзкий хрип сына Родиона резко прекратился, после чего мужчина отпустил уже окончательно мертвое тело своего ребенка и какое-то время еще сидел над ним.
Тот вроде бы понял, так что я, максимально тихо, насколько позволяла металлическая поверхность, поднялся по ступеням. Схватился рукой за дверную ручку и медленно её повернул. Она издала мерзкий скрип и я приоткрыл дверь, ведущую в пассажирское помещение, ожидая худшего…
Я хмыкнул и вернулся к шапке её профиля, где вдруг наткнулся на кое-что новенькое. Целый ряд фотографий закрепленных в избранном с каким-то парнем, что выглядел на пару-тройку лет старше неё. Он был спортивного телосложения, ослепительно улыбался, носил дорогие костюмы и совершенно не стеснялся хватать Элизу за талию практически на всех их совместных фото.