– Тебя должна волновать судьба твоего отца, – заявил он, отводя взгляд. Я воспринял это как снисходительное увещевание – он ничего не знал о моём отце и о моих отношениях с ним. Я был тогда настолько поглощён своими обидами – старыми и новыми, – что не почувствовал боли в его голосе. Тогда я не осознал, как понимаю сейчас, что и он ведь тоже находящийся в изгнании сын и говорит о своём горе тоже.
– Кадербхай отсиживал срок? – спросил я, пожалев, что не спросил его об этом в свое время, – мы ведь немало говорили с ним о тюрьме.
В хижину ввалился мой двенадцатилетний сосед Сатиш, неся под мышкой двухлетнюю сестренку. Встав рядом с Карлой, он без всякого стеснения принялся разглядывать ее. Она глядела на него с таким же любопытством, и меня поразило, как они похожи в этот момент – индийский мальчишка и европейская женщина. У обоих были черные, как ночное небо, волосы и полные выразительные губы, и хотя глаза Карлы светились зеленью морской волны, а его отливали темной бронзой, в них было одинаковое заинтересованное и чуть ироническое выражение.
– Вы уверены, что поступаете разумно, приятель?
– Гаэн! – cказала она, указав на животное. – Буйвол!
– Не беспокойся, – пробормотал Задех, снова положив руку на плечо Халеда.