— Вот и не забывайте слова старшего товарища, неглупого и чуткого.
— Короче, Ванюша! — Цесаревич повысил голос. — Не надо мне тут перечислять очевидные вещи! И не очевидные тоже. Слушаю выводы.
— Алексей, Михаил Николаевич передал мне ваши с Прохором планы в отношении Александра. — начал Петров-старший. — Князь и сам их полностью поддержал, и, в свою очередь, пообещал мне лично проследить за их реализацией. Кроме того, сегодня утром Михаил Николаевич сообщил мне о желании наших Государя и Государыни заказать у Александра портреты. Не скрою, я был несколько ошарашен таким стремительным развитием карьеры моего сына как художника, и ничем иным, как твоей протекцией, Алексей, и протекцией Михаила Ивановича я это все объяснить не могу. — Петров смотрел на меня вопросительно, ожидая ответа.
— Второй, красавчик! — честно позавидовал я навыкам Александра, проскочив по руслу.
— Да что вы такое говорите, девочки! — возмутилась Шереметьева, которая весь вечер не сводила с меня взгляда. — Совсем у Алексея глаза не хитрые, а добрые!
— Что могу сказать, Камень… — протянул он. — От всей тебе разведки респект и уважуха! Филигранно сработал! А я сегодня убедился, что это не слухи. — Леший повернулся к своим, я даже не сомневался, подчиненным. — Чего расселись? Считайте себя личными пленными Его Императорского Высочества. Гордитесь! Отгордились? А теперь встали и пошли сдаваться, олухи!