— Папoчка, ты говоришь, ты сердишься, ты улыбаешься! Чудо какое!
Напрасно. На наглой морде этого урга вообще ничего не читалось. Такой себе скучающий экземпляр, пресыщенный жизнью и ленью.
Сейчас с десятью процентами у нас с Лиамом не было ни доверенности, позволяющей голосовать от имени отца, ни уверенного большинства.
Дальше можно было и не спрашивать. Скатывающиеся по моим щекам слезинки лишили Чёрча возможности сопротивляться.
Ага, то есть с наглецом и похабником он согласен? Замечательно!
Именно эта мысль пробилась к моему разуму сквозь плотину отчаянной горечи.