Воздух ударил его изо всех сил, но парашют вывалился за пределы кабины. Он ударил по кольцу, его ударило о козырек кабины ногами, дернуло куполом так, что все кости затрещали, и боком протянуло по «мягкому пушистом снегу», который содрал очки и до крови расцарапал лицо. А вот встать Петр не смог. Самолет упал примерно в полутора километрах от места приземления. Лыж нет, местность – замерзшее болото, покрытое толстым слоем снега. Нога – как будто по ней футбольный нападающий ударил с маха, но перелома нет. Впрочем, идти бесполезно. По такому снегу далеко не уйдешь. Быстро стемнело и его не нашли. Над упавшим самолетом покружился У-2, не садился, так как быстро темнело, и ушел на восток. Он пополз к месту падения. Встать не было ни малейшей возможности. Все силы ушли на это бесконечное плавание в рыхлом снегу, затем выбрался на хрупкий наст, и дело пошло быстрее. Парашют он собрал, за его утерю в то время грозили трибуналом, да и палатку из него можно сделать. Неподалеку от места падения нашел левую консоль крыла и превратил ее в лыжу. С помощью которой перебирался через рыхлые участки. Самолет сгорел полностью, вместе с ракетницей. Вокруг голое болото, с парой сосенок невдалеке, туда и направился. Долго пилил стропорезом первые ветки, затем соорудил палатку, разложил костерок и забылся коротким сном. Проснулся от голода и холода. Аварийный паек, большой, сгорел в кабине, на парашюте в кармашке пара плиток шоколада и пеммикана. Перекусил и продолжил заготовку дров. Наконец, дерево упало, и удалось разжечь костер. По нему его и нашел конный разъезд частей охраны тыла. С дороги, проходившей чуть в стороне, они обнаружили дымок, заинтересовались и смогли пробиться к нему. А у Петра уже начался жар, простудился он за эти двое суток крепко.