— Простите, Ваше Величество, — оскорбленно возразил саксонец, — но я не говорил, что вы лжете. Мой язык никогда не повернулся бы сказать такое. Вот и сейчас я говорю, что вы всего лишь преувеличили мои слова. И я не говорил, что не верю вам, я… Я лишь сказал, что не верю вот им.
— Я не знаю, что там написано, — огрызнулся Харт. — Это какой-то шифр, я даже не знаю, какой, и чтобы в нем разобраться, моих познаний не хватит, мне понадобится помощь и библиотека.
— Который теперь невесть где, когда он больше всего нужен… Где они? Зачем вышли? Чего хотят? Они ушли, решив, что теперь наше время, и мы справимся сами? Или ушли именно потому, что решили — нам конец, и вмешиваться нет смысла?
— Eritque arcus in nubibus, — тихо проговорил Фридрих, — et videbo illum et recordabor foederis sempiterni quod pactum est inter Deum et inter omnem animam viventem universae carnis quae est super terram…
На этот раз тишина осталась, не нарушаемая больше ничем. Сквозь эту тишину Курт услышал шорох, кряхтение и слабые стоны рядом, потом тихо и болезненно снова помянул Господа голос Грегора, хрустнули ветки под чьим-то телом… Он открыл глаза, с трудом проморгавшись — на лицо налипла земля, трава и сухая изломанная листва. Фон Вегерхоф стоял на четвереньках, оглушенно встряхивая головой и тупо глядя в землю под руками, бауэр замер у накренившегося ствола высохшей сосны, о который его явно приложило весьма ощутительно — на щеке алела широкая ссадина, в волосах застряла кора, и голову Харт придерживал так, словно она вот-вот отвалится и укатится в кусты. Грегор сидел чуть дальше, упершись одной рукой в землю, а рукавом второй растерянно размазывая кровь из разбитого носа.